Вскоре посыпались новые неприятности. В Тамбов нагрянули ревизоры, которые обнаружили "финансовые нарушения и самоуправство". Во всех преступлениях, совершаемых чиновниками, был обвинен губернатор. На него составили судебный иск, который послали в Сенат, прямиком в руки князю Вяземскому. До окончания разбирательства губернатора отстранили от дел, и тамбовское общество окончательно от него отвернулось.

Державин ждал решения Сената, но началась осенняя распутица, и почта из Петербурга перестала приходить. Было тоскливо, холодно, пасмурно.

— Милый… — прижимаясь к мужу, шептала Катя. — Кто мог подумать, что люди, которым ты сделал столько добра, будут подло клеветать на тебя! Мне страшно, Ганя… Боюсь, что ты сорвешься, вспылишь и еще больше навредишь себе. Твои враги как будто ждут этого…

Он нежно поцеловал жену и заботливо поправил спустившуюся с ее плеча пуховую шаль. Потом, глядя в окно на затяжной дождь, тихо сказал:

— Никто мне навредить не сможет. Я злобу твердостью сотру. Моих врагов червь кости сгложет… А я пиит — и не умру.

Как только мороз сковал дороги, прибыла почта. Державин нетерпеливо перебрал пачку писем и, найдя послание из Петербурга, стал в волнении ломать печати. В нем еще жила надежда, что милостивая Екатерина Алексеевна разберется в его деле и не даст в обиду создателя "Фелицы". Но ничего подобного не случилось. В пакете было две бумаги: приказ императрицы об увольнении его с поста тамбовского губернатора и предписание Сената выехать в Петербург для дачи показаний по поступившим на него донесениям.

Обида хлестнула по сердцу, но он ни словом, ни жестом не выдал своего отчаяния.

Как у всякого честного человека, у Державина было много врагов. Но и друзей было немало! Весть о том, что над известным поэтом сгустились тучи, быстро облетела обе столицы. С одной стороны зашевелились недруги: вяземские, тутолмины, гуцовичи, с другой — встали на защиту известные почитатели его таланта: молодые литераторы Дмитриев, Карамзин и Жуковский, герой Русско-турецкой войны князь Голицын, статс-секретарь императрицы Храповицкий, набирающий силу молодой министр Коллегии иностранных дел Безбородко — преемник Никиты Панина… Неожиданно за Державина вступился светлейший князь Григорий Потемкин. Оказалось, что он совсем не обиделся на сатирические стихи в "Фелице" и часто со смехом читал их друзьям. Сильные люди умеют посмеяться над собой.

Государыня в судебный процесс по делу Державина демонстративно не вмешивалась. Не царское это дело.

Заседание состоялось 16 апреля 1789 года. После пяти часов жарких прений Державину по всем статьям был вынесен оправдательный приговор! Поэт был счастлив, но так обессилен и нервно истощен, что у него не хватило сил радоваться. Вернувшись домой, он откупорил бутылку, плеснул вина в стакан… и, не выпив, заснул за столом. Лакей Петруша заботливо доставил барина на кровать, стащил с него сапоги и укрыл одеялом.

А счастливая Катя всю ночь не могла заснуть, любуясь своим ненаглядным Ганечкой…

Глава 14

СТАТС-СЕКРЕТАРЬ

Несмотря на то, что мудрая Фелица ничем не помогла Державину, а Потемкин помог, отношение поэта к государыне не изменилось. Он по-прежнему обожал ее, считая самой справедливой и просвещенной монархиней в истории России, и даже думал, что, наверное, это она тайно велела Потемкину повлиять на решение суда.

Вскоре поэт был приглашен в Царскосельский дворец. В присутствии генералов, министров и вельмож Екатерина Алексеевна пожаловала Державину руку для поцелуя, а потом объявила громко, так, чтобы все слышали:

— Это мой собственный автор, которого притесняли!

И пригласила его отобедать. За столом Державин поискал глазами Потемкина, но тот уже отбыл в Молдавию, к армии. Слева от государыни сидел незнакомый молодой офицер, не старше двадцати пяти лет, с прекрасными лучистыми глазами. Вел себя скромно, в умные беседы не вступал, но исправно выполнял обязанности кавалера: то подливал Екатерине Алексеевне вино в бокал, то подвигал блюда с закусками, то подавал салфетку.

— Кто это? — тихо спросил Державин императорского статс-секретаря Храповицкого.

— Новый фаворит государыни, Платон Зубов. Редкий дуралеюшка… но славный малый!

Дворцовые интриги мало интересовали Державина. У него вдруг мелькнула мысль о том, как изменилась его жизнь. Неужели это он когда-то стоял под ветром и дождем в бесконечных караулах? А теперь он обедает за одним столом с государыней, запросто разговаривает с ее придворными.

Вечером, придя домой, он написал Капнистам, живущим теперь в Малороссии, веселое письмо, которое начиналось словами: "Дело мое закончено. Гудович — дурак, а я умен!.."

И все-таки победа Державина казалась несколько странной. Враги не понесли никакого наказания и остались на своих местах, а он был отстранен от должности, хотя и с сохранением жалованья. Лишь через несколько месяцев, вняв его многочисленным прошениям, государыня наконец согласилась на аудиенцию.

— С чем пожаловал, Гаврила Романыч? Чем опять недоволен?

— Ваше императорское величество! Мне ли быть недовольным, ежели я ровно ничего не делаю, а мне за это деньги платят. Не гневайтесь, государыня, да только не привык я даром есть казенный хлеб. И поэтому пришел спросить: что я теперь такое? Виноват или не виноват? В службе или не в службе?

От таких слов Екатерина Алексеевна было нахмурилась, но передумала, смягчилась и взглянула на него с некоторым сочувствием. Белоснежной рукой указала на мягкое низкое кресло:

— Присядь, друг мой мурза… Снова пришел о службе просить? А ну-ка, расскажи своей Фелице, с каким вердиктом ты был уволен из армии?

Державин смешался. В приказе о его отставке значилось: "По причине неспособности к военной службе".

— Ладно, не отвечай, коль не хочешь, — усмехнулась императрица. — Скажи тогда, почему повздорил с Вяземским?

— Ему не понравилась "Фелица"! — нашелся Державин.

Екатерина Алексеевна кивнула, оценив ответ, и снова спросила:

— Зачем не поладил с Тутолминым?

— Он издавал свои законы, а я считал своим долгом исполнять ваши!

— А чем тебе не угодил Гудович?

— Ваше величество, я был несправедливо им оклеветан, и суд меня оправдал. Ежели вам угодно, я тотчас доставлю вам три тома моих расследований по злоупотреблениям самого генерал-губернатора!

— Нет-нет, — замахала руками Екатерина. — Недосуг мне копаться в твоих бумагах. Может, ты и прав, Гаврила Романыч, да только и меня пойми… В трех местах не смог ужиться! Какую же еще службу тебе придумать? Ступай-ка, голубчик, домой да пиши стихи. Это у тебя лучше получается.

Целых два года Державин, по его собственному выражению, "болтался без службы". Но жалованье получал исправно, был обласкан государыней и двором, вхож в лучшие дома и литературные салоны. Жену Державина императрица недолюбливала из-за ее матери, бывшей кормилицы цесаревича Павла. А после смерти Марии Бастидон ревновала Катю к сыну, который был искренне привязан к молочной сестре…

Но не это тревожило Державина, а то, что Пленира стала часто простуживаться, особенно в осенние холода. Вызванный на дом известный эскулап не нашел у нее никакой серьезной болезни, советовал теплее одеваться и пребывать в полном покое. Екатерина Яковлевна стала уговаривать мужа посещать светские рауты без нее.

— Ты ведь знаешь, Ганюшка, что я не люблю дворцовые балы. Устаю от них… Мне милее наши семейные посиделки со старыми друзьями.

— В таком случае я тоже не буду ходить во дворец.

— Что ты! Нельзя забывать о своем положении, ведь ты — известный поэт, к тому же мой муж и кормилец!

Он смеялся, подхватывал ее на руки и кружил по комнате.

За два года "творческого отпуска" он написал не слишком много стихотворений. Видно, вдохновение не зависит от свободного времени, а приходит, когда захочет. Потемкину он посвятил оду "Победитель".